Новости – Общество
Общество
«Считался чудаковатым человеком. Знал азбуку»
М. С. Бровкин: «Пожар в городе». Картина из коллекции Антоновых. Фото Екатерина Вулих
Рязанский историк Ирина Кусова — о династии «мэров-коллекционеров» Антоновых
9 февраля, 2015 16:48
15 мин
В фондах художественного музея и историко-архитектурного музея-заповедника «Рязанский кремль» сохранилась необычная коллекция предметов, собранных купцами и городскими головами Антоновыми — Александром Васильевичем (1825 — 1893 гг.) и Иваном Александровичем (1875 — 1919 гг.?). Антоновы скорее были собирателями, а не коллекционерами, потому что «тащили в дом» все подряд — от костей «допотопных» животных и старинных монет до икон, фарфоровых чайных чашек, хрусталя, вышивки и литографии. Прежде чем прославиться на поприще собирательства, мужчины семейства Антоновых стали уважаемыми купцами, землевладельцами, меценатами, по нескольку раз их избирали городскими головами. О роде Антоновых «Русской планете» рассказала кандидат исторических наук Ирина Кусова.
В самом центре Рязани, в начале Первомайского проспекта, расположен дом № 8, в котором в 1995 году случился пожар. Здания, тесно связанные с рязанской историей, часто горят. Эта двухэтажка за два века своего существования горела несколько раз. Здание известно как дом купца Александра Васильевича Антонова; на самом деле в нем проживало несколько поколений Антоновых. Родоначальником известнейших в городе купцов, меценатов и собирателей стал крестьянин Егор, который в начале XIX века перечислился из Егорьевского уезда Рязанской губернии — то есть выписался из деревни Курбатиха, заплатил гильдейский взнос и стал рязанским купцом третьей, самой низкой, гильдии.
– Крестьянам фамилии были не положены, поэтому он прибыл в Рязань как Егор, Антонов сын. Потом отчество трансформировалось в фамилию, Егор и его семья, состоящая из супруги и сына Василия, стали Антоновыми. Сначала новоявленный купец принялся торговать продуктами первой необходимости — хлебом и солью, имел уставной капитал 8 тысяч рублей. Затем стал управляющим на заводах купца Дмитрия Бровкина и породнился с ними: сын Василий обвенчался с дочерью Бровкина, Екатериной Дмитриевной. Спустя 10 лет годовой оборот Антоновых составляет уже 100 тысяч рублей. Несмотря на кажущуюся простоту описываемых событий, случай становления крестьянина крепким купцом далеко не рядовой и достойный внимания, — поясняет Ирина Кусова.
Семья Антоновых через какое-то время владеет уже несколькими домами, часть которых сдают внаем, мельницами, ренсковыми погребами, становятся крупнейшими землевладельцами — имеют в собственности 1200 десятин (1300 гектаров. — Примеч. авт.) земли. Наряду с коммерцией начинают заниматься строительством, даже участвуют в конкурсе на возведение здания Дворянского собрания, но проигрывают — их смета оказалась чересчур высокой по сравнению с предложением надворного советника И.Е. Федоровского.
Василий Егорович приумножает семейные капиталы, но и занимается общественной деятельностью — вносит пожертвования на содержание сиротского приюта, дома трудолюбия и тюремного замка (в настоящее время — следственный изолятор. — Примеч. авт.), добровольного пожарного общества. Благотворительные дела Василия Антонова замечает император Николай I и отмечает его множеством наград, в том числе, золотыми медалями. В 1840 году за особенно благородный поступок (в неурожайный год купец снижает цену на хлеб в своих лавках) Василий Егорович получает золотую медаль на Владимирской ленте.
С 25 лет за конкретные дела по улучшению жизни горожан Василий Егорович избирается на высокие посты, с 1845 года трижды становится городским головой. Должность считалась почетной, ответственной, но не приносила никакой прибыли: жалованье за общественную деятельность не платили.
– Центральная фигура этого рода, как мне кажется, — это Александр, сын Василия. В семье Василия тоже был один сын — в смысле, рождалось детей гораздо больше, но очень велика была младенческая смертность, даже страшно разбирать такие документы. Александр родился в 1825 году и считался чудаковатым человеком на протяжении всей жизни: в 4 года знал азбуку и счет, получил домашнее образование, рисовал, писал стихи, басни и прозу, самостоятельно изучал языки. Заниматься семейным бизнесом не стремился, но встать за прилавок ему все же пришлось. И брать займы на развитие дела пришлось — в общем, работал на благо семьи, но без особого рвения. Есть сведения, что он, вроде бы, даже был без глаза — в детстве вступился за соседского мальчика, которого веревкой избивал отец. Конец этой веревки угодил Александру по лицу.
Александр продолжает семейную традицию благотворительности, но больше всего жертвует на развитие наук и искусств. В семье и близком окружении Александра посмеиваются над его пристрастием к написательству литературных трудов, и он на какое-то время прекращает заниматься сочинительством. Этому способствует и серьезный пожар, случившийся в центре Рязани в 1849 году. Огонь уничтожает ранние литературные работы Александра; из-за этого он даже впал, как сейчас сказали бы, в глубокую депрессию. К тому времени у Александра появляется еще одно пристрастие — собирательство. Он коллекционирует все подряд: понравившиеся столовые приборы и вышивку, керамику и картины неизвестных художников, гравюры и кости доисторических животных. Первая его коллекция также сгорает в пожаре. Но через какое-то время Александр снова принимается за написательство и коллекционирование. Его часто видят на рязанской барахолке и рядом с рабочими, которые прокладывали железнодорожные пути через Борки — у них он выкупает найденные в котлованах археологические вещи. И сам постоянно «роется» на своей даче, расположенной в Рыбацкой слободе, на месте современного Речного порта. Находит старинные украшения и монеты, кости все тех же животных.
По словам Кусовой, так часто бывает в нашей истории: современники посмеивались над увлечениями Александра Васильевича, а потомки оценили его труды.
– Благодаря этому бессистемному собирательству мы можем теперь узнать, какими предметами быта пользовались купцы XIX века, а читая его мемуары, хорошо представляем, какие нравы царили в рязанском купечестве того времени.
«Купеческое общество в то время было весьма совестливо, дружелюбно, набожно и просто. Торговали хорошо, слово «банкрот» считалось чем-то странно позорным, трактиров было мало, и те преимущественно предоставлялись ремесленникам и подьячим, а купцы, даже многие из старших, за стыд считали ходить в оные. Про позорные дома было и слухом не слыхать, а если и было в Рязани таких одна или две разваленных лачужки, то их, кажется, все из купцов считали язвами на здешней девственной почве, а жилицы их <...> не смели днем на площадь и носа показать без того, чтобы не быть освистанными молодежью». Так Александр Антонов описывает времена своего детства, 30–40-е годы XIX века в своих мемуарах, к написанию которых приступил в 60-х годах позапрошлого столетия.
Или еще один отрывок из тех же мемуаров:
«Старики и старушки любили временами покутить с приятелями, а удовольствия и забаву молодых людей составляли в летнее время игра в шашки, купанье и сон, а в зимнее — катанья, кулачныя бои и медвежьи травли. Слово «литература» было для них неизвестно, газеты в кругу всех купцов считались чем-то особенным и которым верили как Святому писанию, если не более. При этом невежестве суеверие было весьма сильно, рассказы про колдунов, порченных и летающих змеев были очень обыкновенные, особенно между женщинами. Даже в 1836 году вследствие какого-то пророчества все здесь просто с ужасом и верою ждали скорого светопреставления. Положим, такая жизнь была очень незатейлива, но купцы, как я сказал выше, недавно оставившие крестьянский быт, в котором они закалились, не завидовали жизни барской, были очень довольны своею жизнью и сходили в царство вечности, оставляя по себе добрую память и доброе состояние. И такой или подобный ему образ <…> жизни велся на моей памяти до 1840 года, когда начало сменять стариков новое поколение».
Александр почти всю жизнь считался (и подписывался в документах. — Примеч. авт.) «купеческим сыном», так как его отец жил и здравствовал почти до 90 лет. Александр Васильевич скончался внезапно от инфлюэнцы в 1893 году.
– Умер он неудачно, если можно так сказать, не вовремя. Александр Васильевич как раз перестроил дом на Московской с таким расчетом, чтобы открыть там выставку своей коллекции. Такой музей мог бы стать лицом нашего города. Но Антонов не успел. Когда начали разбирать его «сокровища», в доме обнаружили около 100 пудов костей мамонтов и доисторических носорогов, 160 яиц 88 видов птиц, около 200 картин, старинные карты, женские финно-угорские украшения, оружие, монеты, даже бюро, принадлежавшее некогда князю Меньшикову. Эта коллекция, дом и все наследство перешло к сыну Ивану.
Вместе с Иваном у Александра и Екатерины Антоновых было 8 детей, из них шестеро — дочери.
Иван вовсе не хотел вести бизнес, все дела он сдавал в аренду. Тем не менее, как наследник, является уже купцом 1 гильдии и почетным гражданином — среди купцов Рязани таковых было совсем немного. С увлечением отдается общественным делам, также продолжает коллекционирование.
Продолжает опекать многочисленные приюты и общества. Трижды избирается городским головой. Именно при нем открывается первый рязанский водопровод, о котором мечтали с 1864 года, но никак не могли определиться с проектом и изыскать нужные средства.
– С Антоновыми связана такая удивительная история: Василию Егоровичу, тогда городскому голове, в середине XIX века горожане доверили встречать хлебом-солью императора Александра II. В начале XX века такой же чести удостоился Иван Александрович Антонов — последний дореволюционный городской голова в торжественной обстановке приветствовал последнего российского императора Николая II.
Во время Первой мировой войны городская казна опустела, и Иван Александрович перечислил на нужды города 17 тысяч рублей из своих личных средств. Финансово помогал госпиталям, которые были расположены в больнице имени Семашко и поликлинике № 14 (ранее — губернская больница. — Примеч. авт.). Следил за наличием перевязочных материалов в лазаретах — их рязанцы устраивали прямо в домашних условиях.
Революцию 1917 года Иван Антонов не принял.
– Остались сведения, что он во всеуслышание говорил: «Да здравствует Учредительное собрание! Эти большевики — безумцы, они скоро отступят». Но какое-то время работал в исполкоме, потому как образованных людей и специалистов такого уровня среди захвативших власть не было. Председатель Рязанского губисполкома Михаил Воронков писал о нем в своих дневниках: «Антонов — саботажник», а через какое-то время примерно следующее: «Антонов — специалист, только на нем все держится». Все же осенью 1918 года Ивана Александровича забирают заложником в концлагерь, который был расположен на территории Казанского монастыря. Заложником — на случай, если власти большевиков вдруг возникнет угроза со стороны «буржуев».
С этого момента судьба Антоновской коллекции была предопределена. Часть изъяли насильно, причем, когда Иван Александрович находился в концлагере. И оформили таким образом, будто заложник передал коллекцию в руки «молодой власти» самостоятельно, пребывая в застенках. Еще одну часть — монеты — Антонов действительно отдал сам. И пропал. Затерялись следы и его супруги, и единственной дочери Веры Ивановны Антоновой.
– Десятилетиями историки и краеведы полагали, что последнего рязанского голову расстреляли. Или сам умер в какой-нибудь ссылке — тогда большевики не затрудняли себя ведением документации, ведь многие были неграмотны. Но в девяностые рязанская тележурналистка Марина Сидоренко «напала» на след Натальи Александровны Антоновой (в замужестве Квинтовой) — родной сестры Ивана Александровича. И дальше получается почти исторический детектив.
Выясняется, что у Натальи Квинтовой была дочь — Екатерина Квинтова. В свое время Иван Александрович дарит племяннице Екатерине просторный дом на Абрамовской улице (в настоящее время — Салтыкова-Щедрина. — Примеч. авт.); судя по документам, дом не сохранился.
– Екатерина выходит замуж за врача психиатрической больницы в Голенчино Александра Григорова. В какой-то момент его арестовывают и собираются репрессировать, фабрикуя дело о неправильном применении некоторых препаратов. Но Екатерина пишет письмо с просьбой освободить супруга, с какими-то доказательствами его невиновности на имя самого Сталина. И, боясь прочтения письма на рязанском почтамте, передает конверт с поездом. Как ни странно, Александра Григорова на самом деле отпускают, но вскоре он умирает. Екатерина остается одна. Чтобы как-то выжить, распродает имущество, продает по частям дом, подаренный дядей. Ей самой остается одна бывшая кухня — там она и живет, за перегородкой.
О жизни Екатерины рассказывает Мария Михайловна Хохолева — дочь женщины, помогавшей по хозяйству Наталье Александровне Квинтовой. В детские годы дочь прислуги сдружилась с дочерью хозяйки — их отношения не испортились и в советские годы. Именно Хохолева рассказала о том, что к Екатерине из Москвы приезжала некая Вера — Григорова говорила, что это двоюродная сестра. Судя по всему, это и была дочь последнего рязанского головы Вера. Свою фамилию по известным причинам она не афишировала.
По словам Хохолевой, последние годы Екатерины Григоровой были незавидны. Она расхаживала по дому с вечно тлеющей свечой, гоняла по дому крыс. Соседи опасались, что она рано или поздно подожжет дом, и сказали об этом сестре Вере в один из ее приездов. Вера оформляет Екатерину Михайловну в Ряжский интернат для престарелых, где она умирает буквально через 2 месяца от тоски.
В нулевые Ирина Кусова попыталась разыскать Веру Ивановну, но ей не удалось этого сделать.
– Я даже делала запрос в ФСБ, мне немного помогли. Выяснили, что она какое-то время проживала в Москве на Большой Дмитровке. Видимо, чтобы запутать свои следы, при прописке сказала, что она не из Рязани, а из Казани, поэтому я не сразу получила ответ. И вот, получила адрес, поехала — в этом доме уже были расположены офисы. И куда переселили людей — спрашивать уже было не у кого. Может быть, нам повезет, кто-то из потомков рода Антоновых прочтет статью и откликнется?
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости