Новости – Общество
Общество
«Мою незрячую дочь ссадили с электрички»
Фото: EPA / ИТАР-ТАСС
Корреспондент РП узнала от инвалидов по зрению, как готовить «по слуху», ощущать спектакли и танцевать, не видя партнера
28 мая, 2014 19:18
13 мин
Корреспондент РП поговорила с несколькими рязанцами, имеющими проблемы со зрением. Как выяснилось, слабовидящие и слепые люди пытаются жить полной жизнью, однако сталкиваются со специфическими проблемами.
Светлана вполне уверенно шагала по раскаленной Театральной площади Рязани, высокая и стройная. В темных очках. Многие в тот солнечный день были в таких же, но только она практически ничего не видела. На встречу ее привез друг — из ее отдаленного района до центра Рязани Светлане добраться очень тяжело: далеко не везде установлены звуковые светофоры, да и «говорящих» троллейбусов у нас нет.
– Есть где-то такая программа, называется «Говорящий город» — транспорт подъезжает и включается запись: «подъехал автобус номер такой-то». Я слышала об этом, у нас тоже обещали, — начинает она «с места в карьер».
Признаться, немного сомневалась: как я ее узнаю, как она меня… учует, ощутит, услышит? Обошлось, встретились. Устроились в тени.
– Нельзя сказать, что я совсем слепая, поочередно глаза что-то видят. Это из-за сахарного диабета. Проснулась однажды утром — а все вокруг темно-коричневое. Кровоизлияние в глаза, вот так вдруг. Мне тогда 38 было…
Светлана рассказывает об этом быстро, почти скороговоркой: то ли неприятно, то ли это уже в прошлом и не стоит ворошить. Говорит, что зрение лучше уже не будет, хорошо хоть так. Размышляет вслух об удивительной способности организма «вытягивать» себя, возрождать: когда один глаз почти слеп, другой начинал хоть что-то видеть, и наоборот.
– Я очертания фигур людских плохо вижу и лица совсем расплываются, а деревья гораздо лучше — у них аура другая. В своем районе и около Общества слепых, библиотеки для слепых ориентируюсь хорошо, потому что часто там бываю. И все там для нас обустроено: бордюры низкие, светофоры «пищащие». А в незнакомых местах не пройду.
Говорит, что возле дома может бегом пробежать и не споткнуться. Но вот с покупками в магазинах, даже близлежащих, выходит очень трудно и обидно. Стоит Светлане спросить у кого-то цену товара, как ей частенько отвечают: «Вы что, слепая?» Она спокойно отвечает, что да, почти незрячая. Но с тросточкой ходить не хочет.
– Да ну! Я ж все-таки не «тотальник». Это совсем незрячие, неважно, с рождения или позже ослепли. Но совсем ничего не видят, кроме черноты. Я хоть пятна и силуэты различаю. Да и знаю, как выглядят предметы, люди, деревья и небо.
Уже минут через пять я забываю, что собеседница — инвалид по зрению. Она поворачивает голову на тот же громкий детский смех, что и я, кажется, присматривается к пошатывающемуся пьяненькому молодому человеку, который что-то кому-то громко доказывает по мобильнику.
Светлана рассказывает, что среди слепых и слабовидящих есть огромное множество талантливых людей: кто-то стихи пишет, кто-то бисером плетет и даже рисует. Слабовидящие и слепые много общаются по интернету: пользуются специальными программами, которые озвучивают каждое действие пользователя.
– У нас есть свои две библиотеки, был кружок танцев, а сейчас группа самодеятельности есть. Мы ходим в театры, в какие-то бесплатно билеты дают, в какие-то по сниженной цене.
Удивляюсь и стесняюсь спросить: что слепому делать в театре? Но собеседница словно чувствует мой непроизнесенный вопрос.
– Театр достаточно мощно воспринимается и на слух, необязательно видеть. А еще нас на экскурсии возят; очень запомнился музей пастилы в Коломне — нам даже трогать разрешали. А еще мы в спортивных соревнованиях участвуем: вот плавали недавно, в шахматы играем.
Светлана вполне успешно выступала на соревнованиях по велогонкам. Правда, на велосипеде-тандеме: штурманом в обязательном порядке едет зрячий спортсмен.
Послушать Светлану — уверуешь в то, что не жизнь у слабовидящих и слепых рязанцев, а сплошной праздник с фейерверками и призами. Она откровенно смеется в ответ на такой мой комментарий: «Как к жизни будешь относиться — такой стороной она и повернется».
«Ну, умерла, что ж вы хотели?»
В реальности жизнь показала Светлане не только более-менее сносную свою сторону. Она через силу вспоминает, как умерла ее дочка. Это случилось через сутки после ее появления на свет. Светлана винит в трагедии врачей, но доказывать тогда ничего не стала, поняла, что бесполезно.
– Мне ответили: «Ну, что ж вы хотели? У вас же сахарный диабет». Но я же знаю, что с таким заболеванием возможно родить здорового малыша, просто нужен был особый подход и неравнодушные врачи. А у меня… А со мной вот так.
«Вытягивать» из нее то, что она пережила, не хватило духу.
– Что теперь говорить, есть у меня дочь, и хорошо. Она сейчас к экзаменам готовится. Приемная дочь, но я считаю ее родной, — как ни в чем не бывало продолжает Светлана, обмахиваясь платочком.
Мы договариваемся не называть имя ребенка, потому что, как бы ни пропагандировали усыновление, приемные дети все равно испытывают прессинг со стороны общества.
– В школе дочери полагались бесплатные обеды и льготный проездной, так ей этим тыкали. Мол, ты, сирота, за счет государства живешь. Она с детства знала, что не родной ребенок, я не стала скрывать — как раз для того, чтобы в школе не нанесли травму «добрые люди». И не хотелось бы, чтобы в колледже все повторилось.
Если быть совсем точной, то девочка у Светланы не удочерена, а находится под опекой. Живет с ней, учится в близлежащей школе. Втроем (с ними живет и мама Светланы) спокойно справляются со всеми бытовыми трудностями и не чувствуют себя в чем-то ущемленными. Родная мать девочки, согласно документам роддома, проживает по соседству.
– На самом деле никакой матери там нет — несколько раз проверяли. Просто женщина пришла в роддом, произвела на свет недоношенного ребенка, назвала первый попавшийся адрес и ушла, как говорится, не попрощавшись. Я забрала ее из Дома ребенка, малышка была похожа на племянницу, — Светлана улыбается и рассказывает, как дочка росла, как развивалась.
Моя собеседница говорит, что сейчас, когда дочь выросла, они с ней больше подруги, чем опекунша и опекаемая. «Но спуску в этом возрасте давать нельзя, из вида упускать тоже, подростковая голова непредсказуемая», — уверяет она.
– У нас с ней тандем: она — глаза, я — голова, пока что так живем и будущее планируем, — смеется Светлана и приглашает на выступление самодеятельных коллективов области.
С 22-летней Ириной мы встречаемся в Рязанском отделении Всероссийского общества слепых. Ее затемненные наполовину очки могут показаться данью моде, но девушке просто не хочется, чтобы окружающие видели ее глаза. Ирина спокойно идет по актовому залу, но это место ей знакомо много лет, потому и не вызывает опаски. Она даже может пройти по этим коридорам на невысоких каблуках.
С самого детства Ирина практически не видела, «тотальником» стала в 2010 году.
– Это когда наши леса горели, помните, какое ужасное было задымление? У меня начало скакать давление, а зрение совсем пропало. Я чувствовала, как оно ухудшается с каждым днем. Меня старались поддержать и успокоить, но как можно свыкнуться с тем, что ты больше никогда, ничего и никого не увидишь? Ведь подбодрить меня пытались взрослые женщины, которые потеряли зрение уже в возрасте. Они видели своих мужей, детей, а я?
Ирину, по ее словам, от глубокой депрессии спасло только то, что она была готова к подобной жизни: отучилась в школе для слабовидящих детей, с детства знала взрослых с тем же недугом. Да и хандрить было некогда, надо было продолжать учебу в институте культуры, на психолого-педагогическом факультете, ехать в Подмосковье — в реабилитационный центр для незрячих и слабовидящих.
Девушка, хоть и старается не прятаться в своем мирке, а по магазинам без мамы не ходит, да и просто выйти во двор, чтобы подышать свежим воздухом, не стремится. Говорит с усмешкой, что и выйти некуда — все лавочки сломаны. Но в институте у нее есть друзья, из них несколько девушек слабовидящие, остальные вполне зрячие.
– В вузе я не испытываю проблем ни с общением, ни с учебой. Мы часто ходим гулять, в кафе, даже на речку ездим. Вот только в кафе однажды был случай…
Ирина задумывается и поворачивается лицом к открытому окну. После недолгой паузы рассказывает, как официанты, стоя неподалеку, рассуждали: «Ну, надо же, слепые! Ой, а они и вилками умеют пользоваться? Хи-хи-хи!»
Затрагивая тему доступной среды для незрячих, Ирина утверждает, что ее нет вообще.
– Если брать в пример Казанский вокзал в Москве, который обустроен тактильными напольными указателями и другими приспособлениями для незрячих, то он для нас достаточно опасен. Выпуклости под ногами такие, что о них можно споткнуться и упасть. В нескольких местах дорожка для слепых упирается в пандус для колясочников — это чтоб два инвалида когда-нибудь «повстречались на узкой дорожке»? А про рязанские бордюры и говорить нечего. Только светофоры со звуковым сигналом имеются, и на том спасибо.
Как мне показалось, есть у собеседницы одно стремление, которое не даст ей захандрить и сложить руки. Ирина мечтает работать. И уже работала в московском колл-центре «Теле-курс».
– Там работали только слабовидящие и незрячие, сутки через трое. Это был большой проект, даже Путин как-то приезжал. А потом нам перестали платить зарплату, опечатали оборудование и наши трудовые книжки. До сих пор идут суды, но конца им не видно, — Ирина заметно загрустила.
Говорит, что не испытывала сильных трудностей, что ездила на работу с радостью и гордилась тем, что может зарабатывать. Теперь не может забрать даже свою трудовую. Она, конечно, расстроилась, но ненадолго: устроилась официанткой в кафе для слепых.
– На Театральной площади в кафе открылся блек-рум, не помните? Еще журналисты придумали такой ход: завязывали глаза и пытались обслужить клиента. Тогда все об этом написали. А когда кафе очень тихо закрылось — не сообщил никто, только мы одни поняли, что нас снова оставили ни с чем.
Ирина спохватывается: говорит, что рассказывает об этом не для того, чтобы вызвать жалость, просто хочет, чтобы к ним относились по-человечески, а не как к ненужным элементам или экзотическим существам.
К нам в кабинет заходит мама Ирины — Вера Александровна, руководитель культурно-массовой работы Рязанского отделения ВОС. Только что она провела концерт — отчетное региональное мероприятие самодеятельных коллективов незрячих и слабовидящих. Кстати, зал был полон, на концерт собрались инвалиды по зрению из нескольких районов области.
Вера Александровна устало вытирает лоб: провести несколько часов в зале, до отказа набитом зрителями и без кондиционера достаточно тяжело.
– Не помешаю? — вступает она в разговор. — Это Ирина скромничает, я расскажу, до чего доходит. Однажды она ехала из Москвы, со смены в колл-центре…
Незрячему и сопровождающему полагались бесплатные билеты на электричку до Рязани. Сопровождающая Ирины взяла два билета, сели в электричку, поехали. И вдруг перед станцией в Коломне идут проверяющие и, стыдя девушек, ссаживают их.
– Оказалось, что в московских кассах им выдали билеты только до Коломны. Казалось бы, какая разница, все равно им положен бесплатный проезд? Но мою незрячую дочь ссадили с электрички, — волнуясь, вспоминает Вера Александровна.
Добавляет, что она чуть не сошла с ума и не заработала инфаркт, пока ждала дочь из столицы. А девушкам пришлось выйти в незнакомом городе, найти автобусную остановку и отправиться в Рязань уже за деньги. Потому что до следующей электрички нужно было полночи провести на вокзале.
– А вот еще что интересно: по-настоящему нужные приспособления для незрячих непомерно дороги. Изобрели сейчас чудо-мультиварку, которая озвучивает все этапы приготовления. Так она стоит 25 тысяч рублей — это две зарплаты среднестатистического работающего рязанца. Ну и ладно, мы макароны наощупь варим: вилкой попробуешь — мягкие, значит, готово. Или компьютерные лицензионные программы стоят около 5 тысяч рублей — половина пенсии, — говорит Ирина.
Прощаемся.
– Мы бы еще многое могли рассказать, да нужно еще на телефоне посидеть: наши артисты и зрители теперь до вечера будут звонить, делиться впечатлениями, — улыбается Вера Александровна. — У нас же немного развлечений.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
